Всё начиналось в 50-м году прошлого столетия. Премьер-министр Израиля Давид Бен-Гурион не строил иллюзий по поводу экономической устойчивости недавно созданной еврейской страны.
Холодным и пасмурным выдался в Бостоне конец августа прошлого года. Но ни моросящий дождь, ни пронизывающий ветер не смогли остановить людской поток, стекавшийся к зданию национальной библиотеки, чтобы проститься со старейшим американским политиком 77-летним Эдвардом Муром Кеннеди.
Медленно текла бесконечная толпа мимо гроба с телом покойного сенатора. И среди тысяч скорбных лиц даже самые проницательные журналисты вряд ли обратили внимание на очень пожилую еврейскую пару, неторопливо прошедшую мимо гроба. Женщина в чёрной шляпке, с лицом, закрытым вуалью, остановилась на мгновение возле покойного, рука в чёрной перчатке с платком скользнула под кружевную ткань вуали. Идущий рядом с ней импозантный седой мужчина в ермолке закашлялся, прикрывая лицо от назойливых вспышек фотокамер, и, подхватив свою даму под локоть, продолжил движение мимо гроба к выходу.
Чуть больше чем за месяц до того эту же пару можно было увидеть и на других похоронах, проходивших за тысячи километров от Бостона, неподалёку от небольшого израильского городка Рамат ха-Шарон, где с торжественными воинскими почестями прощались с одним из легендарных создателей израильских спецслужб, генералом Меиром Амитом. Но и здесь никто из собравшихся репортёров не задержал свой взгляд на пожилой религиозной паре, скромно стоявшей поодаль от семьи Амит.
И даже если бы нашёлся случайно некто, задавшийся вопросом, кто же эта пара и что связывает её с патриархами израильской разведки и американской политики, вряд ли смог бы он найти ответ на поставленные вопросы. Всё же с кончиной генерала Амита многие из документов, до того считавшихся более чем сверхсекретными, постепенно стали доступны, по крайней мере самым настойчивым исследователям. Почти через год после смерти бывшего руководителя израильской внешней разведки приоткрылась завеса над вероятно самой дерзкой и необычной операцией «Моссада», ставшей причиной сразу нескольких тайн будоражащих сознание общества до сих пор.
Всё начиналось в 50-м году прошлого столетия. Премьер-министр Израиля Давид Бен-Гурион не строил иллюзий по поводу экономической устойчивости недавно созданной еврейской страны. Он прекрасно понимал, что ни скромная помощь, получаемая от американской администрации, ни продажа государственных займов мировому еврейству, ни другие попытки обогатить государственную казну иностранной валютой не способны произвести реальные капиталовложения в экономику, не увеличивая при этом размеры внешнего долга.
Молодому государству для предотвращения экономического коллапса нужны были деньги, и деньги немалые, но ещё больше ему требовалось то, что невозможно было приобрести без политической поддержки даже за очень большие деньги. Попытка соседних арабских стран взять реванш у новорожденного еврейского государства за бесславно проигранную войну была лишь вопросом времени. Перемирие, определившее границы 48-го года, могло окончиться в любой момент. Израилю нужно было оружие, современное оружие, и много.
Многие считали Давида Бен-Гуриона беспринципным человеком, но и они признавали способность этого человека находить самые неожиданные решения для проблем, стоящих перед молодым государством. Ожидать помощи от стран-победительниц – хозяев послевоенного мирового порядка — не приходилось. Ни Англия, справедливо считавшая добившийся независимости Израиль катализатором крушения Британской империи, ни Сталин, разочаровавшийся в возможности создания социалистического плацдарма СССР на Ближнем Востоке, ни США, лишь незадолго до того де-юре признавшие Израиль, не готовы были оказать необходимую помощь. Но оставалась ещё одна страна, словно феникс из пепла восстанавливающая свою уничтоженную войной мощь, страна, более других повинная в гибели практически всего европейского еврейства, страна, которая, по мнению, Бен-Гуриона, просто обязана была на этот раз спасти Израиль.
По инициативе Бен-Гуриона в начале 1952 года председатель Всемирной Еврейской Организации Наум Гольдман встретился с канцлером Западной Германии Конрадом Аденауэром. «Израиль ожидает от Германии репараций как компенсацию за уничтожение миллионов евреев», — сообщил Гольдман. Он предупредил Аденауэра, что если Германия намерена торговаться по поводу суммы, то лучше бы не затевать переговоры, так как споры по этому вопросу только усилят и без того острое чувство неприязни евреев к Германии. Аденауэр сразу же ответил, что признает требования Гольдмана справедливыми, и твердо намерен выплатить деньги. После чего начались долгие и трудные переговоры.
В сентябре того же года соглашение было наконец достигнуто. Оно предусматривало выплату Германией Израилю почти миллиарда долларов. Это было несколько больше, чем ожидали лидеры Израиля и, к слову, значительно меньше того, к чему был готов Аденауэр, знавший реальные оценки еврейского имущества, осевшего на территории Третьего Рейха. Тем не менее, сумма была огромной – практически равной той, что получила сама Германия на восстановление согласно «Плану Маршалла». Выплаты должны были происходить на протяжении нескольких лет и включать в себя как денежные переводы, так и товары. Самой же важной (и разумеется самой секретной частью договора) стало согласие Германии передать Израилю огромное количество военной техники.
Решение Бен-Гуриона принять репарации от Германии вызвало шок внутри страны. Деньги от Германии? От тех, кто сжёг миллионы евреев всего лишь несколько лет назад? Возмущение быстро переросло в яростное сопротивление, как справа, так и слева. С обеих сторон раздавались призывы «не продавать национальную честь за чечевичную похлёбку» и «не прощать Германию». Бурные протесты сопровождались манифестациями и столкновениями с полицией. Казалось, что молодое государство вот-вот окажется вовлечённым в гражданскую войну.
Однако куда больше сопротивления внутри страны Бен-Гурион опасался противодействия договору на внешнеполитической арене, осознавая невероятную хрупкость и зависимость от множества политических факторов самой секретной части соглашения.
Передача Израилю оружия из Германии не могла проходить без согласия администрации США, и в любой момент этот жизненно важный для Израиля канал мог быть перекрыт. Конрад Аденауэр искренне стремился искупить вину Германии перед еврейским народом. Но ему шёл уже 76-й год, и никто не мог гарантировать, что его приемник продолжит именно эту политическую линию. Наконец, Аденауэр, желая восстановить немецкую нацию, прилагал огромные усилия для того, чтобы по возможности защитить и реабилитировать в Западной Германии множество немцев не причастных напрямую к нацистским преступлениям. Израиль же не мог позволить себе закрывать глаза на значительное количество немецких офицеров и учёных, осевших в Египте и в других соседних и далеко не дружественных Израилю государствах.
Другими словами, Бен-Гурион понимал, что столь необходимые стране немецкие поставки оружия могут прекратиться в любой момент, и все усилия, потраченные на соглашение, пойдут прахом, если только у Израиля не будет такого козыря, с которым не будет страшно даже самое непредвиденное и самое неблагоприятное развитие событий.
Нахождение или создание такого козыря, очевидно, было задачей для израильской внешней разведки. Но даже в самом близком окружении Бен-Гуриона нашлось немало тех, кто был против получения немецких репараций. И одним из наиболее яростных противников как раз и являлся фактический глава всех спецслужб страны легендарный Иссер Харэль. Правая и левая рука Бен-Гуриона, второй по влиянию после премьер-министра человек в стране.
Для Бен-Гуриона было очевидно, что поручение подобного задания Харэлю стало бы заведомым провалом. Нужен был кто-то, кто сумел бы в обход всесильного Харэля, опираясь только лишь на самого себя, преуспеть в практически невыполнимой миссии.
Одним из несомненных достоинств первого премьер-министра Израиля было его умение разбираться в людях, видеть их потенциал, скрытый и от других, а иногда и от себя самих. Бен-Гурион начал искать. И к концу 50-х он нашёл такого человека.
Меир Амит родился в Тверии в семье выходцев с Украины в 1921-ом году. В 19 лет он начал военную карьеру в рядах «Еврейской полиции», созданной по инициативе британской администрации. В 27 вступил в только что созданную Армию Обороны Израиля, а к 35 годам, благодаря незаурядным интеллектуальным способностям и фантастической трудоспособности и настойчивости, достиг должности начальника оперативного отдела Генерального штаба.
Он мог бы стать начальником Генерального штаба, сменив Моше Даяна, однако в 1958 году в период плановой стажировки в парашютных войсках парашют Амита во время прыжка раскрылся не полностью. Меир остался жив, но получил серьёзные травмы. Казалось, что теперь о военной карьере придётся забыть.
Там в госпитале и находит Бен-Гурион психологически и физически сломленного Амита. Несколько долгих ночей продолжается их разговор. Бен — Гурион убеждает офицера в том, что его настоящая карьера ещё впереди, раскрывает перед ним всю сложность политического пасьянса и невероятность задачи, стоящей перед ним.
И Амит принимает вызов. Сверхсекретность задания требует и необыкновенной конспирации. Верные Бен-Гуриону люди переводят Амита на «восстановление» в госпиталь, расположенный в одном из удалённых кибуцев. Позднее в официальной биографии генерала появится строчка о 18 месяцах, проведённых на лечении.
Однако «лечится» Амит отнюдь не в кибуце. По сути, перед ним стоит известная задача, сказочная квеста — «пойди туда, не знаю куда, найди то, не знаю что». Сначала интуиция офицера приводит его в СССР, где двоюродный брат Меира Амита – известный советский поэт Борис Слуцкий — вхож во властные круги. Слуцкий знакомит брата с партийными руководителями и военной элитой – бывшими друзьями Слуцкого по фронту. Амит пытается завязать контакты, нащупать почву для дальнейших встреч, однако натыкается на глухое неприятие. Отношение к Израилю среди советских чиновников высшего звена ухудшается на глазах.
Тогда же в 59-ом, на квартире у брата, где часто происходят вечеринки с участием немногочисленных иностранцев, попадающих в Москву, Амит случайно знакомится с молодым и неуравновешенным американцем, стремящимся получить советское гражданство. Знакомство поверхностное и ни к чему не обязывающее, однако предусмотрительный Амит, запоминает бывшего морпеха, «разочаровавшегося в капитализме» и увлечённого марксизмом. Расстроенный неудачей Амит покидает Советский Союз, ещё не зная, что благодаря случайному знакомству он уже закладывает первый камешек в фундамент блистательной будущей операции.
Прикрывать псевдолечение в кибуце больше невозможно. Амит официально «выздоравливает» и отправляется на этот раз в США. Официально для того, чтобы получить степень в Колумбийском Университете, а на деле, продолжая поиски.
В США Амит разворачивает бурную деятельность, на этот раз, завязывая контакты и знакомства не столько с политической элитой, сколько с многочисленными и разнообразными представителями еврейской диаспоры США – раввинами, бизнесменами, общественными деятелями и даже мафиози. Его задачей становится сбор информации и создание собственной агентурной сети.
Среди новых знакомых оказывается и эмоциональный мелкий предприниматель (по мнению некоторых даже связанный с мафией, что впрочем, совершенно не останавливает Амита) из Далласа. Джейкоб Руби – сионист в душе, хотя никогда и не задумывался о переезде в Израиль. Он доверительно рассказывает Амиту, что еще ребенком участвовал в уличных драках с итальянскими детьми, которые дразнили евреев, позднее громил фашистские митинги американских немцев, а еще 10 лет спустя, будучи уже рядовым ВВС, избил сержанта, обозвавшего его еврейским ублюдком. Под влиянием Амита, он дважды приезжает в Израиль. Причём оба раза, проинструктированный дальновидным Амитом, ещё толком не знающим, что и как у него получится, он обставляет свои отъезды как будто поездки на Кубу.
Проходит год, Амит продолжает поиски. И вот наконец к концу 61-го он находит то, к чему стремился. Вероятно, мы точно никогда не узнаем, откуда пришла к нему нужная информация. Может статься, стекаясь тоненькими ручейками, она сложилась из множества разрозненных данных в его гроссмейстерской голове прирождённого аналитика. Наконец-то в руках у Амита информация, которую он так долго искал.
Нет сомнения, что последующие действия Амита были напрямую санкционированы Бен-Гурионом. В ноябре 61-го года Меир Амит обратился к директору Федерального Бюро Расследований Джону Эдгару Гуверу и попросил о конфиденциальной встрече.
Позднее Гувер запишет в своём дневнике, что с самого начала был очарован израильским офицером, поразившим его своей удивительной искренней преданностью собственной стране. Несомненно, именно это качество и подкупило Гувера, самого посвятившего всю свою жизнь борьбе за интересы США, сделавшего защиту страны своей единственной страстью. Очевидно также и то, что Амит и Гувер были очень схожи в своих взглядах на организацию и построение спецслужб. Позднее, когда Амит займёт пост начальника военной разведки, а затем и начальника «Моссада», он фактически внедрит те самые методы, которым научился у директора ФБР — компьютеризацию, системный анализ, стратегическое планирование и делегирование полномочий.
Но это было потом. А в конце ноября 61-го Гувер, сидя перед бодро излагающим «свой план» израильтянином, испытывал невероятную смесь эмоций. «Откуда он, мать его, узнал?» перемежалось с «Черт побери, а ведь кажется это действительно выход!».
Директор ФБР Джон Гувер занял свой пост в 1924-м году. Без малого 40 лет он управлял одой из самых влиятельных структур страны, пережив Великую депрессию, реформы Рузвельта, Вторую мировую войну и начало противостояния США и СССР. Гувер был бесконечно верен своему делу и своей стране, но вовсе не чиновникам, возглавлявшим администрацию Соединённых Штатов, не раз сменявшимся на его памяти. В новом президенте страны, вступившим в должность в январе 61-го, его раздражало буквально всё, – прилизанная красота, так нравившаяся женщинам, мафиозные связи, тянувшиеся ещё от отца нынешнего президента, внешнеполитическая слабость, лицемерно именуемая гибкостью и выражающаяся в последовательном заигрывании с коммунистическим блоком.
Ещё до того, как Джон Кеннеди стал 35-м президентом США, Гувер собирал на него досье. Но лишь к середине 61-го материала стало достаточно для серьёзного разговора с первым человеком страны.
Встреча директора и президента состоялась, вероятно, в конце октября 61-го. Уже после того, как нерешительная политика Кеннеди привела к Берлинскому кризису и фактическому провалу американской политики в отношении бывшей столицы Германии. Западный Берлин был отсечён стеной и Потсдамское соглашение, предусматривавшее свободное передвижение по городу, фактически похоронено.
Сидя в Овальном кабинете напротив президента, Гувер как обычно спокойным и тихим голосом зачитывал Джону Кеннеди параграфы досье. Здесь было всё – и получение незаконного предвыборного финансирования от уголовных кланов, исторически подчинявшихся семейству Кеннеди, и контакты может и по незнанию людей из новой администрации президента с советскими агентами, и другие куда менее значимые грешки президента и его окружения. Последние страницы дела были посвящены роману Джона Кеннеди с его давней любовницей. Многие думали, что этот роман давно канул в лету, но снимки, предоставленные Гуверу и продемонстрированные президенту, говорили о совершенно другом.
Сидевший перед Гувером сломленный человек безучастно смотрел вниз и молчал. Неплохо разбиравшийся в человеческой психологии Гувер понимал, что безволие президента результат сердечных мучений, которые с начала года терзали Кеннеди.
Роман президента с киноактрисой и певицей Нормой Джин Бейкер, всемирно известной под сценическим псевдонимом Мэрилин Монро, начался ещё десять лет назад. Потом был бурный разрыв. Мэрилин вышла замуж за драматурга и прозаика Артура Миллера. Казалось, наконец-то эта женщина обрела своё счастье. Под влиянием мужа еврея она даже прошла обряд посвящения в иудаизм – «гиюр». Однако менее чем через пять лет совместной жизни – вначале 61-го, Мэрилин развелась с мужем. И её роман с Джоном Кеннеди вспыхнул с новой силой.
И если по началу Гувер был убеждён, что отношения с Нормой Бейкер — не более, чем досадная интрижка, мешающая репутации президента, глядя на человека перед собой, он с ужасом понимал, что всё куда глубже и хуже. Кеннеди действительно разрывался между любовью к «певичке» и высшим постом страны. И в таком виде он никак не годился на роль того, кто должен был противостоять изощрённой мощи советского блока, в борьбе за сферы влияния на планете.
Понимал Гувер и то, что попал в безвыходную ситуацию – Кеннеди не мог дальше продолжать управлять страной, но он слишком дорожил своей жизнью и ни за что бы не пошёл на единственное достойное в такой ситуации решение, в то же время, публикация материалов в прессе, которая безусловно привела бы к импичменту и отставке, нанесла бы катастрофический урон репутации государства.
И в этот самый момент, когда Гувер безуспешно пытался найти хоть какое-нибудь решение из создавшейся безвыходной ситуации, перед ним, «как чёртик из табакерки», возник этот очаровательный и неистовый израильтянин, предложивший до гениальности простой план.
Глядя чёрными, чуть раскосыми глазами прямо в неподвижное лицо Гувера, Меир Амит изложил подробности сверх секретного досье, собранного ФБР на президента Кеннеди. «Мы понимаем, — продолжал Амит, — что дальнейшее пребывание президента на посту неприемлемо с точки зрения международного престижа США, как неприемлемо и опубликование всех изложенных выше материалов…»
План Амита предусматривал решение проблемы таким образом, что прекращение президентской каденции наносило минимально возможный в данной ситуации ущерб престижу страны. При этом, что особенно понравилось Гуверу, убеждённому борцу с коммунистами, оставляемые следы операции максимально ассоциировали её с коммунистическим блоком.
Для этого Амит предлагал использовать при проведении операции недавно вернувшегося в США бывшего морского пехотинца и убеждённого марксиста, с которым познакомился ещё в Москве. Ли Харви Освальд горел желанием «отомстить империализму», и сотрудникам Гувера оставалось лишь аккуратно довести клиента до цели.
Всё остальную работу, включая «подчистку хвостов», Амит брал на себя, таким образом, решая проблему столь необходимой в данном вопросе дискретности.
Взамен, Амит требовал гарантий американской администрации в том, что касалось оказания давления на германское руководство в вопросе о продолжении поставок оружия Израилю при любых возможных геополитических сценариях.
Следующая встреча проходила уже в кабинете президента с участием самого Кеннеди. Президент молча выслушал детали плана. Он принял требования Гувера и дал необходимые обещания Амиту, поставил лишь одно условие. Условие, на которое так легко было согласиться и директору ФБР, и будущему главе «Моссад», условие, включавшее в сделку ещё одного человека…
Пребывание Амита в США заканчивалось. Выполнив миссию, он возвращался в Израиль, где его ожидало новое назначение. Несмотря на отрицательное мнение куратора всех разведслужб Иссера Харэля, который опасался отсутствия у кандидата опыта работы в разведке, премьер-министр Давид Бен Гурион назначил Меира Амита начальником военной разведки. Уж он то знал, на что способен Меир Амит.
5 августа 1962 года мир узнал о трагической смерти Мэрилин Монро. Врач, осмотревший покойную, сообщил, что смерть наступила от передозировки снотворного. Оставив прессу гадать, о каком именно снотворном идёт речь, врач бесследно испарился, точнее, вернулся на личном самолёте премьер-министра Израиля к себе домой в Нетанию. Вместе с ним в южный курорт на побережье Средиземного моря прибыл и ещё один человек, избежавший паспортного контроля и таможенного досмотра.
Чуть меньше, чем через год, произошло то, чего так опасался Бен Гурион. Глава разведки Израиля Иссер Харель развернул в Египте операцию «Дамоклов меч» против немецких учёных, помогавших Египту в разработке ракетной программы, которую Харель считал чрезвычайно опасной для Израиля. Немецкие специалисты получали от агентов «Моссад» угрожающие письма, а затем и посылки начинённые взрывчаткой. Таким способом Харель рассчитывал заставить их уехать из Египта. В конце марта 1963 года Бен-Гурион попросил Хареля свернуть операцию в Египте, чтобы не ставить под угрозу отношения с ФРГ. Однако Харель приказал активизировать теракты против немецких учёных. Результатом стало обострение отношений с Германией, которая прекратила поставки новейшего оружия Израилю. Бен-Гурионом потребовал от Хареля уйти, и тот подал в отставку.
Новым директором «Моссад» был назначен Меир Амит, стиль руководства которого принципиально отличался от его предшественника. Диверсии против египетской ракетной программы были продолжены, однако более тонко, и в конечном счёте привели к провалу египетского проекта. В то же время, под давлением президента США Джона Кеннеди, поставки вооружения Израилю из Германии возобновились.
22-го ноября 1963 года бывший морской пехотинец Ли Харви Освальд, известный своими марксистским убеждениями, проживший несколько лет в СССР и вернувшийся в конце 61-го года обратно в США, совершил три выстрела по машине президента Кеннеди, проезжавшей по улицам Далласа. Врачи констатировали смерть Джона Кеннеди от полученных ран. Весь мир пребывал в шоке, глядя на кадры убийства 35-го президента США.
В шоке находился и Джон Гувер. К двум холостым патронам, которые были выданы недоумку Освальду человеком ФБР, старательный морпех добавил ещё два своих — настоящих. Только чудом первыми выстрелил он именно холостые патроны, позволив президенту и губернатору Техаса – личному другу Гувера — только лишь сыграть смертельно и тяжело раненных, соответственно. Следующими двумя выстрелами Освальд по-настоящему ранил прохожего и убил полицейского.
На коротком совещании, состоявшемся между Гувером и прилетевшим, чтобы лично курировать операцию Амитом, Гувер решительно потребовал заменить предполагаемое пожизненное заключение использованному вслепую горе-мстителю — смертью. Помимо прочего, Гувер опасался, что полоумный Освальд на суде начнёт распространяться о том, кто передал ему винтовку и патроны.
Амит принял требование коллеги, вариант устранения Освальда был им предусмотрен, хотя он и надеялся, что можно будет обойтись вообще без смертей. Два дня спустя, 24 ноября 1963 года, Освальд, выходивший из полицейского участка в сопровождении полицейских, был застрелен владельцем ночного клуба Джейкобом Руби, тем самым, кто стал фактически первым завербованным Амитом в США агентом.
Джейкоб знал все детали операции и добровольно вызвался совершить опасную ликвидацию. Довольно скоро состоялся суд, за это убийство приговоривший Руби к смертной казни. Правда, апелляционный суд это решение отменил и назначил повторное рассмотрение, но тут уже Руби умер сам. В тюремной камере, от тромба. Так, по крайней мере, было записано в тюремных документах. Правда, от тромба умер совсем другой, никому не известный заключенный. А Руби, сменив по дороге имя, благополучно репатриировался в Израиль, где и прожил ещё четыре года, пока не погиб в Шестидневную Войну в бою во время освобождения Иерусалима.
Много событий произошло к концу 63-го года. В июне вышел из правительства Израиля 77-ти летний Давид Бен Гурион. А в октябре подал в отставку, сетуя на более чем преклонный возраст, 87-ти летний несгибаемый железный канцлер Германии Конрад Аденауэр. В ноябре «был убит» президент США Джон Кеннеди. Верный своему слову Джон Гувер проинструктировал нового президента Линдона Джонсона относительного гарантий Израилю поставок оружия из Германии. Но давления на ФРГ оказывать не пришлось. Эрхард — слабохарактерный приемник Аденауэра — даже не посмел заикнуться об изменении договорённостей Аденауэра и Бен Гуриона.
Джон Кеннеди прибыл с Меиром Амитом в Тель-Авив, где их уже ждала Мэрилин. Принятие иудаизма бывшей кинозвездой оказалось куда глубже, чем предполагали и Гувер и Амит. Мэрилин не только продолжила соблюдать еврейскую традицию, но и убедила Кеннеди пройти процедуру гиюра. В 1965 году Джон, взявший себе имя Зеэв, стал мужем Мэрилин «по закону Моисея и Израиля». Чуть больше десяти лет семья, старательно избегающая общества, прожила в одном из тихих городков в центре страны, а затем переехала в Кейсарию, где могла позволить себе сохранять инкогнито наряду с другими обеспеченными семьями этого аристократического посёлка.
Мэрлин всегда хотела иметь детей и при каждом браке пыталась забеременеть, но у неё это не получалось. В 1957-ом, будучи женой Артура Миллера, она забеременела, но беременность оказалась внематочной. Уже смирившись с тем, что никогда не станет матерью, Мэрилин была поражена, когда в 1975-ом, на 49-ом году жизни, после тяжелейших родов она всё же смогла родить девочку. Дочку назвали Анастасия – «возвращённая к жизни».
Пожилой паре было достаточно сложно воспитывать ребёнка самим. Практически с первых дней с ребёнком нянчилась молодая женщина, приехавшая в начале семидесятых в Израиль из СССР. Так, к английскому и ивриту Анастасии добавился русский, на котором девочка научилась говорить без малейшего акцента.
В начале девяностых, подросшей Анастасии захотелось вырваться из узкого круга немногочисленных знакомых родителей, включающего лишь самого генерала Амита, да ещё несколько считанных человек. Во избежание ненужной огласки, отставной шеф израильской разведки лично разработал план «натурализации» девушки.
И снова помогли старые связи в России. Потомки уже покойного поэта Слуцкого помогли обеспечить новые документы. В 1997-м году в Израиль из Санкт Петербурга приехала ослепительная красавица, Анастасия Владимировна Михалевская, мгновенно покорившая страну своим обаянием. «Изменив» на израильский манер фамилию, девушка вернулась к фамилии, под которой и выросла, став просто Анастасией Михаэли.
Эпилог
Дочь блистательного политика и не менее яркой киноактрисы — Анастасия Михаэли сумела воплотить в своей карьере как обаяние матери, так и амбиции отца. Снявшись в нескольких фильмах и побывав одной из самых популярных телеведущих страны, Анастасия вошла в политику, став в 2009-ом году депутатом израильского парламента. Эпилог этой истории, начавшейся в далёком 1950-ом году, ещё не дописан…
Холодным и пасмурным выдался в Бостоне конец августа прошлого года. Но ни моросящий дождь, ни пронизывающий ветер не смогли остановить людской поток, стекавшийся к зданию национальной библиотеки, чтобы проститься со старейшим американским политиком 77-летним Эдвардом Муром Кеннеди.
Медленно текла бесконечная толпа мимо гроба с телом покойного сенатора. И среди тысяч скорбных лиц даже самые проницательные журналисты вряд ли обратили внимание на очень пожилую еврейскую пару, неторопливо прошедшую мимо гроба. Женщина в чёрной шляпке, с лицом, закрытым вуалью, остановилась на мгновение возле покойного, рука в чёрной перчатке с платком скользнула под кружевную ткань вуали. Идущий рядом с ней импозантный седой мужчина в ермолке закашлялся, прикрывая лицо от назойливых вспышек фотокамер, и, подхватив свою даму под локоть, продолжил движение мимо гроба к выходу.
Чуть больше чем за месяц до того эту же пару можно было увидеть и на других похоронах, проходивших за тысячи километров от Бостона, неподалёку от небольшого израильского городка Рамат ха-Шарон, где с торжественными воинскими почестями прощались с одним из легендарных создателей израильских спецслужб, генералом Меиром Амитом. Но и здесь никто из собравшихся репортёров не задержал свой взгляд на пожилой религиозной паре, скромно стоявшей поодаль от семьи Амит.
И даже если бы нашёлся случайно некто, задавшийся вопросом, кто же эта пара и что связывает её с патриархами израильской разведки и американской политики, вряд ли смог бы он найти ответ на поставленные вопросы. Всё же с кончиной генерала Амита многие из документов, до того считавшихся более чем сверхсекретными, постепенно стали доступны, по крайней мере самым настойчивым исследователям. Почти через год после смерти бывшего руководителя израильской внешней разведки приоткрылась завеса над вероятно самой дерзкой и необычной операцией «Моссада», ставшей причиной сразу нескольких тайн будоражащих сознание общества до сих пор.
Всё начиналось в 50-м году прошлого столетия. Премьер-министр Израиля Давид Бен-Гурион не строил иллюзий по поводу экономической устойчивости недавно созданной еврейской страны. Он прекрасно понимал, что ни скромная помощь, получаемая от американской администрации, ни продажа государственных займов мировому еврейству, ни другие попытки обогатить государственную казну иностранной валютой не способны произвести реальные капиталовложения в экономику, не увеличивая при этом размеры внешнего долга.
Молодому государству для предотвращения экономического коллапса нужны были деньги, и деньги немалые, но ещё больше ему требовалось то, что невозможно было приобрести без политической поддержки даже за очень большие деньги. Попытка соседних арабских стран взять реванш у новорожденного еврейского государства за бесславно проигранную войну была лишь вопросом времени. Перемирие, определившее границы 48-го года, могло окончиться в любой момент. Израилю нужно было оружие, современное оружие, и много.
Многие считали Давида Бен-Гуриона беспринципным человеком, но и они признавали способность этого человека находить самые неожиданные решения для проблем, стоящих перед молодым государством. Ожидать помощи от стран-победительниц – хозяев послевоенного мирового порядка — не приходилось. Ни Англия, справедливо считавшая добившийся независимости Израиль катализатором крушения Британской империи, ни Сталин, разочаровавшийся в возможности создания социалистического плацдарма СССР на Ближнем Востоке, ни США, лишь незадолго до того де-юре признавшие Израиль, не готовы были оказать необходимую помощь. Но оставалась ещё одна страна, словно феникс из пепла восстанавливающая свою уничтоженную войной мощь, страна, более других повинная в гибели практически всего европейского еврейства, страна, которая, по мнению, Бен-Гуриона, просто обязана была на этот раз спасти Израиль.
По инициативе Бен-Гуриона в начале 1952 года председатель Всемирной Еврейской Организации Наум Гольдман встретился с канцлером Западной Германии Конрадом Аденауэром. «Израиль ожидает от Германии репараций как компенсацию за уничтожение миллионов евреев», — сообщил Гольдман. Он предупредил Аденауэра, что если Германия намерена торговаться по поводу суммы, то лучше бы не затевать переговоры, так как споры по этому вопросу только усилят и без того острое чувство неприязни евреев к Германии. Аденауэр сразу же ответил, что признает требования Гольдмана справедливыми, и твердо намерен выплатить деньги. После чего начались долгие и трудные переговоры.
В сентябре того же года соглашение было наконец достигнуто. Оно предусматривало выплату Германией Израилю почти миллиарда долларов. Это было несколько больше, чем ожидали лидеры Израиля и, к слову, значительно меньше того, к чему был готов Аденауэр, знавший реальные оценки еврейского имущества, осевшего на территории Третьего Рейха. Тем не менее, сумма была огромной – практически равной той, что получила сама Германия на восстановление согласно «Плану Маршалла». Выплаты должны были происходить на протяжении нескольких лет и включать в себя как денежные переводы, так и товары. Самой же важной (и разумеется самой секретной частью договора) стало согласие Германии передать Израилю огромное количество военной техники.
Решение Бен-Гуриона принять репарации от Германии вызвало шок внутри страны. Деньги от Германии? От тех, кто сжёг миллионы евреев всего лишь несколько лет назад? Возмущение быстро переросло в яростное сопротивление, как справа, так и слева. С обеих сторон раздавались призывы «не продавать национальную честь за чечевичную похлёбку» и «не прощать Германию». Бурные протесты сопровождались манифестациями и столкновениями с полицией. Казалось, что молодое государство вот-вот окажется вовлечённым в гражданскую войну.
Однако куда больше сопротивления внутри страны Бен-Гурион опасался противодействия договору на внешнеполитической арене, осознавая невероятную хрупкость и зависимость от множества политических факторов самой секретной части соглашения.
Передача Израилю оружия из Германии не могла проходить без согласия администрации США, и в любой момент этот жизненно важный для Израиля канал мог быть перекрыт. Конрад Аденауэр искренне стремился искупить вину Германии перед еврейским народом. Но ему шёл уже 76-й год, и никто не мог гарантировать, что его приемник продолжит именно эту политическую линию. Наконец, Аденауэр, желая восстановить немецкую нацию, прилагал огромные усилия для того, чтобы по возможности защитить и реабилитировать в Западной Германии множество немцев не причастных напрямую к нацистским преступлениям. Израиль же не мог позволить себе закрывать глаза на значительное количество немецких офицеров и учёных, осевших в Египте и в других соседних и далеко не дружественных Израилю государствах.
Другими словами, Бен-Гурион понимал, что столь необходимые стране немецкие поставки оружия могут прекратиться в любой момент, и все усилия, потраченные на соглашение, пойдут прахом, если только у Израиля не будет такого козыря, с которым не будет страшно даже самое непредвиденное и самое неблагоприятное развитие событий.
Нахождение или создание такого козыря, очевидно, было задачей для израильской внешней разведки. Но даже в самом близком окружении Бен-Гуриона нашлось немало тех, кто был против получения немецких репараций. И одним из наиболее яростных противников как раз и являлся фактический глава всех спецслужб страны легендарный Иссер Харэль. Правая и левая рука Бен-Гуриона, второй по влиянию после премьер-министра человек в стране.
Для Бен-Гуриона было очевидно, что поручение подобного задания Харэлю стало бы заведомым провалом. Нужен был кто-то, кто сумел бы в обход всесильного Харэля, опираясь только лишь на самого себя, преуспеть в практически невыполнимой миссии.
Одним из несомненных достоинств первого премьер-министра Израиля было его умение разбираться в людях, видеть их потенциал, скрытый и от других, а иногда и от себя самих. Бен-Гурион начал искать. И к концу 50-х он нашёл такого человека.
Меир Амит родился в Тверии в семье выходцев с Украины в 1921-ом году. В 19 лет он начал военную карьеру в рядах «Еврейской полиции», созданной по инициативе британской администрации. В 27 вступил в только что созданную Армию Обороны Израиля, а к 35 годам, благодаря незаурядным интеллектуальным способностям и фантастической трудоспособности и настойчивости, достиг должности начальника оперативного отдела Генерального штаба.
Он мог бы стать начальником Генерального штаба, сменив Моше Даяна, однако в 1958 году в период плановой стажировки в парашютных войсках парашют Амита во время прыжка раскрылся не полностью. Меир остался жив, но получил серьёзные травмы. Казалось, что теперь о военной карьере придётся забыть.
Там в госпитале и находит Бен-Гурион психологически и физически сломленного Амита. Несколько долгих ночей продолжается их разговор. Бен — Гурион убеждает офицера в том, что его настоящая карьера ещё впереди, раскрывает перед ним всю сложность политического пасьянса и невероятность задачи, стоящей перед ним.
И Амит принимает вызов. Сверхсекретность задания требует и необыкновенной конспирации. Верные Бен-Гуриону люди переводят Амита на «восстановление» в госпиталь, расположенный в одном из удалённых кибуцев. Позднее в официальной биографии генерала появится строчка о 18 месяцах, проведённых на лечении.
Однако «лечится» Амит отнюдь не в кибуце. По сути, перед ним стоит известная задача, сказочная квеста — «пойди туда, не знаю куда, найди то, не знаю что». Сначала интуиция офицера приводит его в СССР, где двоюродный брат Меира Амита – известный советский поэт Борис Слуцкий — вхож во властные круги. Слуцкий знакомит брата с партийными руководителями и военной элитой – бывшими друзьями Слуцкого по фронту. Амит пытается завязать контакты, нащупать почву для дальнейших встреч, однако натыкается на глухое неприятие. Отношение к Израилю среди советских чиновников высшего звена ухудшается на глазах.
Тогда же в 59-ом, на квартире у брата, где часто происходят вечеринки с участием немногочисленных иностранцев, попадающих в Москву, Амит случайно знакомится с молодым и неуравновешенным американцем, стремящимся получить советское гражданство. Знакомство поверхностное и ни к чему не обязывающее, однако предусмотрительный Амит, запоминает бывшего морпеха, «разочаровавшегося в капитализме» и увлечённого марксизмом. Расстроенный неудачей Амит покидает Советский Союз, ещё не зная, что благодаря случайному знакомству он уже закладывает первый камешек в фундамент блистательной будущей операции.
Прикрывать псевдолечение в кибуце больше невозможно. Амит официально «выздоравливает» и отправляется на этот раз в США. Официально для того, чтобы получить степень в Колумбийском Университете, а на деле, продолжая поиски.
В США Амит разворачивает бурную деятельность, на этот раз, завязывая контакты и знакомства не столько с политической элитой, сколько с многочисленными и разнообразными представителями еврейской диаспоры США – раввинами, бизнесменами, общественными деятелями и даже мафиози. Его задачей становится сбор информации и создание собственной агентурной сети.
Среди новых знакомых оказывается и эмоциональный мелкий предприниматель (по мнению некоторых даже связанный с мафией, что впрочем, совершенно не останавливает Амита) из Далласа. Джейкоб Руби – сионист в душе, хотя никогда и не задумывался о переезде в Израиль. Он доверительно рассказывает Амиту, что еще ребенком участвовал в уличных драках с итальянскими детьми, которые дразнили евреев, позднее громил фашистские митинги американских немцев, а еще 10 лет спустя, будучи уже рядовым ВВС, избил сержанта, обозвавшего его еврейским ублюдком. Под влиянием Амита, он дважды приезжает в Израиль. Причём оба раза, проинструктированный дальновидным Амитом, ещё толком не знающим, что и как у него получится, он обставляет свои отъезды как будто поездки на Кубу.
Проходит год, Амит продолжает поиски. И вот наконец к концу 61-го он находит то, к чему стремился. Вероятно, мы точно никогда не узнаем, откуда пришла к нему нужная информация. Может статься, стекаясь тоненькими ручейками, она сложилась из множества разрозненных данных в его гроссмейстерской голове прирождённого аналитика. Наконец-то в руках у Амита информация, которую он так долго искал.
Нет сомнения, что последующие действия Амита были напрямую санкционированы Бен-Гурионом. В ноябре 61-го года Меир Амит обратился к директору Федерального Бюро Расследований Джону Эдгару Гуверу и попросил о конфиденциальной встрече.
Позднее Гувер запишет в своём дневнике, что с самого начала был очарован израильским офицером, поразившим его своей удивительной искренней преданностью собственной стране. Несомненно, именно это качество и подкупило Гувера, самого посвятившего всю свою жизнь борьбе за интересы США, сделавшего защиту страны своей единственной страстью. Очевидно также и то, что Амит и Гувер были очень схожи в своих взглядах на организацию и построение спецслужб. Позднее, когда Амит займёт пост начальника военной разведки, а затем и начальника «Моссада», он фактически внедрит те самые методы, которым научился у директора ФБР — компьютеризацию, системный анализ, стратегическое планирование и делегирование полномочий.
Но это было потом. А в конце ноября 61-го Гувер, сидя перед бодро излагающим «свой план» израильтянином, испытывал невероятную смесь эмоций. «Откуда он, мать его, узнал?» перемежалось с «Черт побери, а ведь кажется это действительно выход!».
Директор ФБР Джон Гувер занял свой пост в 1924-м году. Без малого 40 лет он управлял одой из самых влиятельных структур страны, пережив Великую депрессию, реформы Рузвельта, Вторую мировую войну и начало противостояния США и СССР. Гувер был бесконечно верен своему делу и своей стране, но вовсе не чиновникам, возглавлявшим администрацию Соединённых Штатов, не раз сменявшимся на его памяти. В новом президенте страны, вступившим в должность в январе 61-го, его раздражало буквально всё, – прилизанная красота, так нравившаяся женщинам, мафиозные связи, тянувшиеся ещё от отца нынешнего президента, внешнеполитическая слабость, лицемерно именуемая гибкостью и выражающаяся в последовательном заигрывании с коммунистическим блоком.
Ещё до того, как Джон Кеннеди стал 35-м президентом США, Гувер собирал на него досье. Но лишь к середине 61-го материала стало достаточно для серьёзного разговора с первым человеком страны.
Встреча директора и президента состоялась, вероятно, в конце октября 61-го. Уже после того, как нерешительная политика Кеннеди привела к Берлинскому кризису и фактическому провалу американской политики в отношении бывшей столицы Германии. Западный Берлин был отсечён стеной и Потсдамское соглашение, предусматривавшее свободное передвижение по городу, фактически похоронено.
Сидя в Овальном кабинете напротив президента, Гувер как обычно спокойным и тихим голосом зачитывал Джону Кеннеди параграфы досье. Здесь было всё – и получение незаконного предвыборного финансирования от уголовных кланов, исторически подчинявшихся семейству Кеннеди, и контакты может и по незнанию людей из новой администрации президента с советскими агентами, и другие куда менее значимые грешки президента и его окружения. Последние страницы дела были посвящены роману Джона Кеннеди с его давней любовницей. Многие думали, что этот роман давно канул в лету, но снимки, предоставленные Гуверу и продемонстрированные президенту, говорили о совершенно другом.
Сидевший перед Гувером сломленный человек безучастно смотрел вниз и молчал. Неплохо разбиравшийся в человеческой психологии Гувер понимал, что безволие президента результат сердечных мучений, которые с начала года терзали Кеннеди.
Роман президента с киноактрисой и певицей Нормой Джин Бейкер, всемирно известной под сценическим псевдонимом Мэрилин Монро, начался ещё десять лет назад. Потом был бурный разрыв. Мэрилин вышла замуж за драматурга и прозаика Артура Миллера. Казалось, наконец-то эта женщина обрела своё счастье. Под влиянием мужа еврея она даже прошла обряд посвящения в иудаизм – «гиюр». Однако менее чем через пять лет совместной жизни – вначале 61-го, Мэрилин развелась с мужем. И её роман с Джоном Кеннеди вспыхнул с новой силой.
И если по началу Гувер был убеждён, что отношения с Нормой Бейкер — не более, чем досадная интрижка, мешающая репутации президента, глядя на человека перед собой, он с ужасом понимал, что всё куда глубже и хуже. Кеннеди действительно разрывался между любовью к «певичке» и высшим постом страны. И в таком виде он никак не годился на роль того, кто должен был противостоять изощрённой мощи советского блока, в борьбе за сферы влияния на планете.
Понимал Гувер и то, что попал в безвыходную ситуацию – Кеннеди не мог дальше продолжать управлять страной, но он слишком дорожил своей жизнью и ни за что бы не пошёл на единственное достойное в такой ситуации решение, в то же время, публикация материалов в прессе, которая безусловно привела бы к импичменту и отставке, нанесла бы катастрофический урон репутации государства.
И в этот самый момент, когда Гувер безуспешно пытался найти хоть какое-нибудь решение из создавшейся безвыходной ситуации, перед ним, «как чёртик из табакерки», возник этот очаровательный и неистовый израильтянин, предложивший до гениальности простой план.
Глядя чёрными, чуть раскосыми глазами прямо в неподвижное лицо Гувера, Меир Амит изложил подробности сверх секретного досье, собранного ФБР на президента Кеннеди. «Мы понимаем, — продолжал Амит, — что дальнейшее пребывание президента на посту неприемлемо с точки зрения международного престижа США, как неприемлемо и опубликование всех изложенных выше материалов…»
План Амита предусматривал решение проблемы таким образом, что прекращение президентской каденции наносило минимально возможный в данной ситуации ущерб престижу страны. При этом, что особенно понравилось Гуверу, убеждённому борцу с коммунистами, оставляемые следы операции максимально ассоциировали её с коммунистическим блоком.
Для этого Амит предлагал использовать при проведении операции недавно вернувшегося в США бывшего морского пехотинца и убеждённого марксиста, с которым познакомился ещё в Москве. Ли Харви Освальд горел желанием «отомстить империализму», и сотрудникам Гувера оставалось лишь аккуратно довести клиента до цели.
Всё остальную работу, включая «подчистку хвостов», Амит брал на себя, таким образом, решая проблему столь необходимой в данном вопросе дискретности.
Взамен, Амит требовал гарантий американской администрации в том, что касалось оказания давления на германское руководство в вопросе о продолжении поставок оружия Израилю при любых возможных геополитических сценариях.
Следующая встреча проходила уже в кабинете президента с участием самого Кеннеди. Президент молча выслушал детали плана. Он принял требования Гувера и дал необходимые обещания Амиту, поставил лишь одно условие. Условие, на которое так легко было согласиться и директору ФБР, и будущему главе «Моссад», условие, включавшее в сделку ещё одного человека…
Пребывание Амита в США заканчивалось. Выполнив миссию, он возвращался в Израиль, где его ожидало новое назначение. Несмотря на отрицательное мнение куратора всех разведслужб Иссера Харэля, который опасался отсутствия у кандидата опыта работы в разведке, премьер-министр Давид Бен Гурион назначил Меира Амита начальником военной разведки. Уж он то знал, на что способен Меир Амит.
5 августа 1962 года мир узнал о трагической смерти Мэрилин Монро. Врач, осмотревший покойную, сообщил, что смерть наступила от передозировки снотворного. Оставив прессу гадать, о каком именно снотворном идёт речь, врач бесследно испарился, точнее, вернулся на личном самолёте премьер-министра Израиля к себе домой в Нетанию. Вместе с ним в южный курорт на побережье Средиземного моря прибыл и ещё один человек, избежавший паспортного контроля и таможенного досмотра.
Чуть меньше, чем через год, произошло то, чего так опасался Бен Гурион. Глава разведки Израиля Иссер Харель развернул в Египте операцию «Дамоклов меч» против немецких учёных, помогавших Египту в разработке ракетной программы, которую Харель считал чрезвычайно опасной для Израиля. Немецкие специалисты получали от агентов «Моссад» угрожающие письма, а затем и посылки начинённые взрывчаткой. Таким способом Харель рассчитывал заставить их уехать из Египта. В конце марта 1963 года Бен-Гурион попросил Хареля свернуть операцию в Египте, чтобы не ставить под угрозу отношения с ФРГ. Однако Харель приказал активизировать теракты против немецких учёных. Результатом стало обострение отношений с Германией, которая прекратила поставки новейшего оружия Израилю. Бен-Гурионом потребовал от Хареля уйти, и тот подал в отставку.
Новым директором «Моссад» был назначен Меир Амит, стиль руководства которого принципиально отличался от его предшественника. Диверсии против египетской ракетной программы были продолжены, однако более тонко, и в конечном счёте привели к провалу египетского проекта. В то же время, под давлением президента США Джона Кеннеди, поставки вооружения Израилю из Германии возобновились.
22-го ноября 1963 года бывший морской пехотинец Ли Харви Освальд, известный своими марксистским убеждениями, проживший несколько лет в СССР и вернувшийся в конце 61-го года обратно в США, совершил три выстрела по машине президента Кеннеди, проезжавшей по улицам Далласа. Врачи констатировали смерть Джона Кеннеди от полученных ран. Весь мир пребывал в шоке, глядя на кадры убийства 35-го президента США.
В шоке находился и Джон Гувер. К двум холостым патронам, которые были выданы недоумку Освальду человеком ФБР, старательный морпех добавил ещё два своих — настоящих. Только чудом первыми выстрелил он именно холостые патроны, позволив президенту и губернатору Техаса – личному другу Гувера — только лишь сыграть смертельно и тяжело раненных, соответственно. Следующими двумя выстрелами Освальд по-настоящему ранил прохожего и убил полицейского.
На коротком совещании, состоявшемся между Гувером и прилетевшим, чтобы лично курировать операцию Амитом, Гувер решительно потребовал заменить предполагаемое пожизненное заключение использованному вслепую горе-мстителю — смертью. Помимо прочего, Гувер опасался, что полоумный Освальд на суде начнёт распространяться о том, кто передал ему винтовку и патроны.
Амит принял требование коллеги, вариант устранения Освальда был им предусмотрен, хотя он и надеялся, что можно будет обойтись вообще без смертей. Два дня спустя, 24 ноября 1963 года, Освальд, выходивший из полицейского участка в сопровождении полицейских, был застрелен владельцем ночного клуба Джейкобом Руби, тем самым, кто стал фактически первым завербованным Амитом в США агентом.
Джейкоб знал все детали операции и добровольно вызвался совершить опасную ликвидацию. Довольно скоро состоялся суд, за это убийство приговоривший Руби к смертной казни. Правда, апелляционный суд это решение отменил и назначил повторное рассмотрение, но тут уже Руби умер сам. В тюремной камере, от тромба. Так, по крайней мере, было записано в тюремных документах. Правда, от тромба умер совсем другой, никому не известный заключенный. А Руби, сменив по дороге имя, благополучно репатриировался в Израиль, где и прожил ещё четыре года, пока не погиб в Шестидневную Войну в бою во время освобождения Иерусалима.
Много событий произошло к концу 63-го года. В июне вышел из правительства Израиля 77-ти летний Давид Бен Гурион. А в октябре подал в отставку, сетуя на более чем преклонный возраст, 87-ти летний несгибаемый железный канцлер Германии Конрад Аденауэр. В ноябре «был убит» президент США Джон Кеннеди. Верный своему слову Джон Гувер проинструктировал нового президента Линдона Джонсона относительного гарантий Израилю поставок оружия из Германии. Но давления на ФРГ оказывать не пришлось. Эрхард — слабохарактерный приемник Аденауэра — даже не посмел заикнуться об изменении договорённостей Аденауэра и Бен Гуриона.
Джон Кеннеди прибыл с Меиром Амитом в Тель-Авив, где их уже ждала Мэрилин. Принятие иудаизма бывшей кинозвездой оказалось куда глубже, чем предполагали и Гувер и Амит. Мэрилин не только продолжила соблюдать еврейскую традицию, но и убедила Кеннеди пройти процедуру гиюра. В 1965 году Джон, взявший себе имя Зеэв, стал мужем Мэрилин «по закону Моисея и Израиля». Чуть больше десяти лет семья, старательно избегающая общества, прожила в одном из тихих городков в центре страны, а затем переехала в Кейсарию, где могла позволить себе сохранять инкогнито наряду с другими обеспеченными семьями этого аристократического посёлка.
Мэрлин всегда хотела иметь детей и при каждом браке пыталась забеременеть, но у неё это не получалось. В 1957-ом, будучи женой Артура Миллера, она забеременела, но беременность оказалась внематочной. Уже смирившись с тем, что никогда не станет матерью, Мэрилин была поражена, когда в 1975-ом, на 49-ом году жизни, после тяжелейших родов она всё же смогла родить девочку. Дочку назвали Анастасия – «возвращённая к жизни».
Пожилой паре было достаточно сложно воспитывать ребёнка самим. Практически с первых дней с ребёнком нянчилась молодая женщина, приехавшая в начале семидесятых в Израиль из СССР. Так, к английскому и ивриту Анастасии добавился русский, на котором девочка научилась говорить без малейшего акцента.
В начале девяностых, подросшей Анастасии захотелось вырваться из узкого круга немногочисленных знакомых родителей, включающего лишь самого генерала Амита, да ещё несколько считанных человек. Во избежание ненужной огласки, отставной шеф израильской разведки лично разработал план «натурализации» девушки.
И снова помогли старые связи в России. Потомки уже покойного поэта Слуцкого помогли обеспечить новые документы. В 1997-м году в Израиль из Санкт Петербурга приехала ослепительная красавица, Анастасия Владимировна Михалевская, мгновенно покорившая страну своим обаянием. «Изменив» на израильский манер фамилию, девушка вернулась к фамилии, под которой и выросла, став просто Анастасией Михаэли.
Эпилог
Дочь блистательного политика и не менее яркой киноактрисы — Анастасия Михаэли сумела воплотить в своей карьере как обаяние матери, так и амбиции отца. Снявшись в нескольких фильмах и побывав одной из самых популярных телеведущих страны, Анастасия вошла в политику, став в 2009-ом году депутатом израильского парламента. Эпилог этой истории, начавшейся в далёком 1950-ом году, ещё не дописан…
Комментариев нет:
Отправить комментарий